Декаданс (часть 1)

Это путешествие из Петербурга в Москву начиналось более чем ординарно. Взойдя в цвета слоновой кости железнодорожный вагон первого класса, я был препровождён проводником в мягкое двухместное купе с тяжёлыми, как дверца сейфа, раздвижными дверьми. В ожидании отправления, я раскрыл "Ведомости" в разделе частных объявлений и углубился в изучение этих выплесков жизни современного города. Уже прозвучал предупреждающий гудок паровоза, и я приготовился к тому, что буду ехать в купе один, как тут застеклённая дверь открылась, и в тесное пространство вагона ввалился плотный господин средних лет с аккуратной бородкой и быстрыми живыми глазами. В руках у него был дорожный несессер, и на минутку запах кожи мягких диванов был перебит резким запахами вокзала: горящего угля, мазута и пирожков вездесущих торговцев. Живой господин представился Андреем Ивановичем N, прежде чем раздеться. Судя по мундиру, он был инженером путей сообщения.

Мы быстро разговорились: Андрей Иванович был остроумен и легко поддерживал разговор на любые темы. В это время засвистели кондуктора, и поезд тронулся. Мой собеседник энергично потёр руки и раскрыл свой несессер.

- Погодка нынче прохладная, - сообщил он - надо бы согреться. Коньячку не желаете?

Я было хотел отказаться, но решил поддержать своего визави, опасаясь, что иначе он воздержится от глотка спиртного, ведь не будет же он наливать себе в одиночку!

- Пожалуй. Не откажусь. Погодка действительно сырая и пронизывающая. Петербург себя оправдывает сполна.

Из несессера была извлечена плоская бутылка и походный набор приборов.

- Вот пожалуйте, приятная закусочка-с

- Премного благодарен!

Коньяк был превосходен: горячая волна благородного вкуса тут же горячей волной прошлась по желудку, согревая сердце. Я предложил своему новому знакомому набор превосходных испанских сигар из Нового света, и мы откинулись на спинки мягких сидений, выпуская ароматные клубы изысканного табака. Вагонные служащие не забыли задвинуть под сиденья нагретые поддоны, и наше маленькое помещение наполнилось теплом и уютом. Приятно кружилась голова, и мерный стук колёс убаюкивал в слегка раскачивающемся вагоне. Мелькали за окном неясные придорожные тени, и лишь изредка раздавался перезвон колоколов у переездах, где стояли с фонарями навытяжку железнодорожные смотрители. Между тем, мой попутчик извлёк из саквояжа фотографию и поставил её на столик.

- Это Ирэн. Мря жена.

Приподнявшись на локте, я рассмотрел на фотографии женщину лет двадцати пяти с прекрасной фигурой, и с улыбающимся, слегка надменным лицом. Цветы, красивая шляпка с вуалью Просто вылитая "Неизвестная" на картине Крамского. Она была прекрасна!

- Вполне с вами согласен, - закивал головой Андрей Иванович - Ирэн Я помню наше венчание в церкви, когда в полутьме что-то бормочет поп, над нашими головами держат венцы, церковная свечка в моих пальцах А я думал лишь о том, как овладею Ирэн

От неожиданности я глотнул дыма и закашлялся. Между тем, мой попутчик, нимало не смущаясь, добавил с гордостью:

- Я взял её невинной!

Моё сознание отказывалось верить, что таким непристойным образом можно говорить о своей супруге. Однако это было лишь началом. Я едва мог двигаться, настолько меня развезло от крепкого напитка. И, колыхаясь в янтарных парах коньяка, я зачарованно продолжал слушать моего попутчика, не в силах произнести ни слова, меж тем как он, словно стремясь выговориться под раскрепощающим влиянием алкоголя, говорил и говорил А далее я лишь передаю его повествование во всём его неприкрытом бесстыдстве.

***

Разумеется, Ирэн не была моей первой женщиной. Я вспоминаю рассвет моей ранней юности, когда я жил в имении моего отца. Каждодневно в будние дни служивший у отца конюх Степан отвозил меня в город в гимназию, и для меня это было захватывающим приключением. Неясное томление сердца и тела заставляло мой взор выискивать среди толпы прекрасные влекущие фигуры женщин, обволакивать взором платья прогуливающихся по тротуарам дам, невольно давая волю своему воображению, ловя взглядом колышущийся край подола платья какой-нибудь дамы, невольно представляя себе, что может скрываться под ним; влекущая тайна женского тела всецело охватывала меня томительным желанием. А дома всё чаще я заглядываться на пышную фигуру дворовой бабы Лукерьи, которую все звали Лушкой. Была она женой конюха Степана.

И вот как-то раз, когда родители уехали в город, а я, лёжа на кушетке, читал томик Монтеня, Лушка заглянула ко мне в комнату и произнесла таинственно:

— Идёмте, барин!

— Ку да?

Ничего не ответив, Лукерья отправилась прочь. Заинтригованный, я отправился за ней. Дойдя до сеновала, она остановилась в дверях, оглянувшись на меня, а затем стала подниматься вверх по пологой лестнице с широкими ступенями. Как часто я бегал по этой лестнице, играя в морских пиратов! Тихо и душно было на сеновале, и дурманяще пахло свежим сеном. Луша ожидала меня здесь у приготовленного вороха сена. И смотрела она как-то странно.

— Ляг, Андрюша - произнесла она, отворачивая от меня лицо.

Необычность и таинственность происходящего захватила меня; не возражая, я опустился на Толстую охапку сена. Всё так же пряча от меня глаза, Луша произнесла с волнением в голосе:

— Маменька ваша меня нанять изволили

И после этого, развернувшись ко мне полностью, служанка вдруг полностью сбросила с себя свой простой деревенский сарафан, оставшись полностью обнажённой. Широко раскрыв глаза, я уставился на её пышное обнажённое тело. О, как я мечтал об этом в своих томных юношеских грёзах, увидеть настоящую нагую женщину, не на фривольной иллюстрации в книжке, а вот так, вживую! И вот теперь я видел манящие своей тяжестью, крепкие груди нашей служанки, её стройные ноги и пышные бёдра, и тёмный манящий треугольник волос на лобке, чья бесстыдная спутанность скрывала Тайну. О, как безнадёжно-сладко заныло у меня внизу живота, и как, на грани постыдной эякуляции, наполнился возбуждённым желанием мой член!